Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти - Страница 63

— Под ковром тоже не смогли, — не согласился Валме и уподобился — сорвал цветочек. — Рокэ, мы ведь вляпались?

— Говоря по-адуански, да, — весело подтвердил Алва, и Марселю стало неуютно, будто перед абордажем. Окружающая красота неуют усугубляла, но деваться от нее было некуда — вблизи был Рокэ с розой, вдали — горы. С клубящимися облаками, сияющими вершинами и великий Бакра знает чем еще. В горах водились козлы и барсы, за горами лежали две Кагеты, дружественная и наоборот, а дальше шла Гайифа, где резвились объединенные мориски. Свои мориски хотели, чтобы чужие убрались за море, чужие собирались угнездиться, все вместе требовало сосредоточения, а под носом булькала скверна. Марсель немедленно вообразил прегрязный котел, в котором варился суп из Рожи. Пахло чем-то вроде несвежей капусты или гороха, вспухали и лопались здоровенные пузыри, над котлом склонялась Гарра и всячески пророчила, а вокруг топтались матерьялисты с тарелками лучшего фарфора. Ждали.

— Рокэ, — не выдержал собственных фантазий виконт, — вы... ты знаешь, что со всей этой мутью делать?

— Ты тоже.

— Я? Знаю?!

— Способ важней самого решения. Нашел первый, второе будет. — Алва смирно нюхал розу, но виконту почудилась выдернутая из ножен шпага. — С чем ты за мной явился? С готовым планом?

— Кошки с две! — Низкие вечерние ласточки, цветники со снегами и никаких скверн, разве что на себе притащили, а что тащить — было. Когда же он сообразил, что дело в клятве, а значит, в Фердинанде? Живом. Дальше вышло совсем просто, мерзко, но просто. Ну и после Надора было страшновато, не без того.

— Я затянул из-за Надора, а то бы управился быстрее.

— Лишняя пара месяцев нам бы пригодилась, — кивнул Рокэ. Все было как в старом добром Фельпе, даже стена, только покойников с мушкетами не хватало. И луны. — Зегина в Гайифе мешает и нам, и Агирнэ, но, пока Паона цела, «три звезды» не разойдутся.

— Это тебя Шелиах научил?

— Тергэллах. Я не исключал, что Шелиах отыщет в Сагранне что-то запретное, но Бакра явил ему горящий Агарис... Мало нам забот, теперь придется следить, чтоб его снова не отстроили.

— А ведь ты, — внезапно понял Марсель, — уже знаешь, с кого начнешь.

— Начинать незачем. Лисенок втягивает в войну Бакрию, Хаммаил — Гайифу. Это нам подходит. Чужие войны удобней своих, кроме того, в них рождается истина...

Что-то кольнуло палец. Валме с удивлением посмотрел на помятую розу в своих руках и по чьему-то обычаю заткнул ее за портупею. Есть же в мире место, где цветы затыкают за портупеи, а нет, так будет! Явиться на бал в нарочито походном платье и со слегка измятым роскошным цветком — в этом что-то есть... На бал?! Проклятье!

— Нас ждут дамы! — взвыл виконт. — И то, что одна в интересном положении, а другая в возрасте, никоим образом не извиняет нашего опоздания. Придется во искупление спеть. Ты будешь или я?

— Я, — удивил Рокэ, — но вряд ли сегодня. Сегодня нам придется слушать песни Лисенка.

— Политика требует жертв, а величества — внимания?

— И чем новей величие, тем больше внимания. — Алва безжалостно отправил винно-красную розу в пропасть. — Фоме или алатскому Альберту важен мешок с овсом, а Бакне Первому с герцогом Джильди подавай бубенчики на сбрую, иначе упрутся, а ехать надо. Кстати сказать, галопом.

Улыбчивый капитан с небрежно заткнутой за ремень розой был истинной чумой, а ведь на первый взгляд казался забавным. Матильда без задней мысли спросила про примеченного ею весельчака у Торрихо. Адъютант рассказал не слишком много, но принцессе хватило. Милый балагур слыл храбрецом и пройдохой. Это он под видом урготского посла заявился в Олларию за Алвой. Тоже, надо полагать, с улыбочкой! Альдо попался — те, кто держит других за дураков, всегда попадаются, — но глядеть на обманщика без злости Матильда не могла. Варастийцы врагами не были, этот самый Валме был, как и его распрекрасный Ворон.

Принцесса не слышала, что кэналлиец говорил Альдо, но внука после поездок в Багерлее трясло от бешенства. И плевать, что балбес воображал себя победителем, это все равно было избиеньем пусть и скверного, но мальчишки, на час ставшего королем и навсегда сломавшего шею...

— Ваше высочество сегодня молчаливы. — Валме улыбался так простодушно, будто всю жизнь только и делал, что лютики собирал. Альдо не мог не вляпаться.

— В моем возрасте, молодой человек, предпочитают слушать.

— Не думаю, что здесь прозвучит нечто умное. В первый день еще можно надеяться, но в последний?

Первый вечер в Барсовых Вратах она просидела между Вороном и Баатой и дипломатично слопала чуть ли не быка. Молча — не считать же беседой кагетские замечания о величайшем счастье. Алва хотя бы не заводил дурных разговоров, это Валме трещал за восьмерых и тогда, и теперь.

— С чего вы взяли, что я надеюсь?

— Потому что здесь красиво... Дворец, между нами говоря, пестроват и тесноват, зато сады восхитительны, особенно Верхний. А среди восхитительного, как правило, надеются.

— Вы всегда столько говорите?

— Во сне я крайне молчалив. Спросите генерала Коннера, он подтвердит.

— Точно, сударыня, — расплылся знакомый по Тронко адуан. — Когда спит, даже не храпит, зато в бою поет, жаб... Прямо соловей!

— Не верьте, ваше высочество. — Еще пара улыбочек, и Валме получит. Блюдом, кубком, обглоданной костью! — Упомянутый казус имел место в Бордоне, а там я был не в голосе и не в лютне, то есть без лютни. Генерал судит со слов молодого Шеманталя, а тот, как и многие таланты, склонен к преувеличению.