— Нужно выпить пива! — Лауэншельд тяжело поднялся на ноги, загородив половину неба. — Мы выпьем пива, и все будет намного лучше. Прошу прощения...
О чем докладывал полковнику бледно-зеленый адъютант, не владевший гаунау Давенпорт не понял, зато понял Реддинг.
— Нет у них пива, — перевел он, — ни капли... Вчера выдули всё. Совсем всё. Сперва у нас, потом — у них...
2
Это никто не назвал бы похмельем. Просто было зябко и тревожно, будто война все еще висела над головой. Впрочем, завтрак с Хайнрихом после ужина с ним же с успехом заменял безнадежный бой в окружении. Маршал Савиньяк умилился сравнению и провел гребнем по волосам. От ночи варварской откровенности и варварской же попойки уцелел разве что туман в ущельях и опрометчивых головах, а утро сведет за столом хоть и договорившихся, но врагов, так что прощай, «Леворукий». Свое дело ты сделал, отправляйся к своим кошкам!
Лионель застегнул талигойский мундир и какое-то время разглядывал усыпанных отменными изумрудами лебедей, принимавших в объятья то Алису, то Манрика, то Фридриха. Странный путь от дриксенской королевы до дриксенского же болвана. Круг замыкался, в этом было что-то одновременно забавное и настораживающее.
Презент Лионель завернул в трофейный гвардейский шарф, что, будь он Хайнрихом, немало бы его развеселило...
— Ба! — развеселился Хайнрих. — Гвардия Фридриха не умирает, но удирает, теряя тряпки. Жаль, вы не подобрали подштанники!
Король был свеж и уже благоухал пивом. Лионель положил на стол флягу.
— Мне показалось, алатский напиток пришелся вам по вкусу. Говорят, если он не убивает сразу, то делает сильнее.
— Не откажусь! Я должен был взять в жены алатскую принцессу, но она решила стать бабкой вашего узурпатора... Ларс, расстилай здесь. Эти шкуры я добыл в горах. Отныне их место — у камина вашей матушки.
— Черные медведи за розовых лебедей... Готовая притча, а моя матушка балуется пером. — Мех был темным, темней, чем у алатских медведей, а вот зубы и когти отличались мало. — Варварский обычай позволяет снимать шкуру даже с герба?
— Двое медведей в одной берлоге не уживаются. Я каждый год это доказываю при помощи рогатины. Это удобней и дешевле тайной канцелярии, которую держит мой родич кесарь. То есть держал.
Пауза, которой позавидует сам дядюшка Рафиано. Излом щедр на сюрпризы.
— Его величество Готфрид проникся доверием к своим подданным?
— Напротив. Он стал настолько умен, что захотел придушить племянника. И настолько глуп, что отослал врача и канцлера, и готово. Удар. Талиг ждет большая и дурная война. Фридрих заслужит свое Золотое Дерьмо, но крови будет много. Сперва в Придде, потом в Эйнрехте...
— В Дриксен так любят проигравших?
— Проигравших любят коровы. Толстые коровы, которых доят. Принцесса Гудрун именем Создателя поклялась, что отец назначил Фридриха регентом, а сам Создатель молчалив, как малютка Ольгерд.
— Наследник до сих пор не говорит?
— Не говорит и не будет. Сейчас в Эйнрехте слышно только Фридриха и Гудрун.
Огромные руки откупоривают флягу. Тюрегвизе пахнет дымом, полынью и чем-то еще. Видимо, войной. Готфрида нет, есть Фридрих... Для подобной новости лучше бы подошла «пьяная» ночь, но Хайнрих предпочел не «проговориться», а сказать.
— Ваше величество, если рамку дополнить четырьмя коронами, она лишь выиграет.
— У моих ювелиров не будет времени. В Липпе меня встретит гонец. Фридрих станет требовать развода. Он его получит, если признает свою вину. Каплун паршивый, четыре года — и ни единого ребенка! В моем доме женщины умеют рожать, в доме Зильбершванфлоссе единственный мужчина — сестра Готфрида, но ее сыновья уже Штарквинды. Перемирие между Талигом и Дриксен заключат кесарь Иоганн и...
— Регент Талига, — невозмутимо продолжил Лионель.
Хайнрих сдвинул брови.
— Регентство — зло! — изрек он. — Корона не должна расставаться с мечом, особенно в дурной год. У Талига и Дриксен головы нет, у церкви тоже, а лето даже не перевалило за половину. Алва, если он жив, примет корону? Малолетний Карл — это смешно.
— Алва, если он жив, сделает то, что нужно Талигу.
— Талигу нужна голова, но Алву на свободе никто не видел. Следующий — Ноймаринен... но он стар для такого года. Третий в очереди — глава дома Савиньяк.
— Четвертый. Отречение Фердинанда недействительно. — А здесь Медведь тебя поймал. Забыть про сыновей Рудольфа — признать, что им не вытянуть. Ни Людвигу, ни Альберту... И это так и есть.
— Круг Олларов закончился. Варвар бы это признал, но варвары не носят маршальских мундиров.
Хитрый взгляд, очень хитрый, но Савиньяки лояльны Олларам, особенно при чужеземных королях.
— О конце круга Олларов первым заговорил эсператист.
— О конце Олларов сказали сами Оллары. Прошлой осенью. Король может быть победителем дракона, может быть драконом или... зверем попроще, только не каплуном. Около полуночи вы отошли к костру. Что вы видели в огне?
— Ничего. Я что-то упустил?
— Или я увидел то, чего нет. Полнолуние, алатская касера, конец Круга и похода... Этого довольно, чтобы камень показался глиной. Ваш офицер, тот, кто почуял обвал, мог что-то заметить, но он пьян так же безобразно, как и Лауэншельд. Я приказал отливать их водой.
— В Талиге подобное лечат подобным.
— Все подобное находится на нашем столе. Если ваши и мои вояки настолько безмозглы, что пьют касеру после вина, пиво после касеры и ничего не оставляют на утро, пусть умнеют.
— Я сожалею, но выехавший перед рассветом офицер получил приказ обеспечить доставку пива из Бергмарк.