3
Приход Карваля Арлетту не удивил. Маленький генерал должен был объясниться. Если, конечно, сынок Бертрама не ошибся в своих оценках, но Валмоны редко ошибаются, графиня лишний раз в этом убедилась, увидев Робера и Марианну. И барона Коко, которого еще следовало понять.
— Я вас слушаю.
— Сударыня, я должен был засвидетельствовать вам свое почтение раньше, но мне пришлось срочно...
— Допустим. — Это было невежливо, но у нее сожгли Сэ, а обрывать заранее заготовленные речи в некоторых случаях полезно. — Что вы хотели мне сообщить? За пожар вы извинились при нашей первой встрече.
— Этого мало. Я служу Талигу, и мне нужна уверенность, что мне доверяют.
— Регент подтвердил ваше баронство и ваше звание. Вам этого недостаточно?
— Да.
— Вот как? — Нежелание иметь во врагах мать пары маршалов естественно для каждого умного генерала, а Карваль умен, но как? Как Ли или как Эмиль? Марсель вообще говорил про папеньку, но это для ввязавшегося в откровенную глупость капитана слишком.
— Сударыня, я готов ответить на любой ваш вопрос. Самый для меня неприятный.
— А графиню Колиньяр вы в обозримом будущем навещать не собираетесь? Или наследников Маранов?
— Никоим образом. Я, если регент сочтет нужным, готов понести наказание, но я считал и считаю Колиньяров преступниками. Именно их злоупотребления довели четыре графства до восстания, в Савиньяке и Рафиано эти господа вели себя иначе.
— Несомненно. — Пожалуй, все-таки Эмиль... — Ну а будь я просто вдовой верного Олларам генерала? Не графиней Савиньяк? Вы бы ко мне пришли? Сперва жечь, затем извиняться?
— Сударыня... мы сжигали именно Сэ. Сэц-Арижи не стали бы трогать беззащитную женщину.
— Да, — согласилась Арлетта. — Я была защитной, тем более когда подоспел Райнштайнер. Вас уволили из Южной армии за дело?
— Нет! — Если он сейчас врет, то она графиня Маран. Покойная, и вообще-то туда зарвавшейся дряни и дорога. — Сударыня, это можно проверить, мой бывший полковник сейчас у фок Варзов... Я был произведен в капитанский чин в Торке и представлен к ордену. Меня перевели в Южную армию и через четыре месяца уволили за сочувствие мятежникам. Видит Создатель, тогда я им не сочувствовал. В Торке тем, кто сговаривается с Гаунау и Дриксен, не сочувствуют.
— Я знаю. Вы не пытались объясниться?
— Пытался. Я поехал в столицу... Добиваться приема у Первого маршала, но это не имело смысла. Приказ исходил от кардинала.
— Кардиналы в Талиге не отдают приказов.
— Сударыня, Талигом правил Дорак.
Правил, раздери его кошки, и какое-то время неплохо правил, хотя и не так, как хотелось военным.
— Дорак не приказывал увольнять надежных офицеров. Это лучший способ превратить их в ненадежных...
— Именно это со мной и произошло. Я сумел пробиться к кансилльеру. Он обещал помочь, но не смог. По крайней мере он так сказал и предложил мне место капитана в замке Эпинэ. Я согласился, а что мне оставалось?
— Мысль о том, что Штанцлер врет, вам в голову не приходила?
— Зачем ему было врать? Он использовал меня... Мою обиду, но вышвырнул меня Дорак, а король подписал приказ.
— Что бы вы стали делать, если б не пробились к Штанцлеру?
— Вернулся бы в Торку, нашел своего полковника. Я же не знал, что все бесполезно. — Эмиль. Или был таковым в юности, хотя сына никто из армии не вышвыривал. Попробовали бы!..
— Я виделся со Штанцлером, когда он сбежал в Эпинэ. Мне очень долго казалось, что он честный человек.
— Казалось? Значит, сейчас не кажется.
— Я пришел к выводу, что Монсеньор был прав, когда обвинял кансилльера. Ее величество тоже начинала так считать. Штанцлера следовало вернуть в Багерлее, но ее величество не хотела отказываться от своих слов.
Ее величество хотела, чтобы старый интриган исчез, но не туда, где у него возьмут показания. Катарина как-то ухитрилась устроить, чтобы бывший кансилльер убрался в Закат, или все вышло случайно?
— Не помню, зачем вы отправились к Штанцлеру?
— Я решил проверить особняк. Мои люди упустили Штанцлера из виду, а его положение после убийства королевы изменилось. Монсеньор собирался арестовать Штанцлера сразу же по окончании регентства ее величества. К сожалению, мы опоздали.
— К сожалению?
— Преступников нужно судить. Если это возможно, конечно...
Вспомнил Маранов?
— Значит, Штанцлера вы бы отправили в Багерлее?
— Это решал бы Монсень... Проэмперадор Олларии.
— А что бы вы сделали с Окделлом?
— Если бы я нашел Окделла сразу... Боюсь, я бы его застрелил на месте.
— Боитесь?
— Я неверно выразился. Я не уверен, что смог бы удержать себя в руках и обдумать последствия.
— А теперь? Представьте, что вы найдете убийцу ее величества сейчас. Что вы предпримете?
— Мне придется его убить. По возможности тайно. Окделла нельзя судить открыто, ведь объявлено, что ее величество умерла родами. Монсеньору пришлось бы принять решение на себя, а он слишком привязан к... убийце.
— Вы откровенны, — сощурилась Арлетта. — Барон, почему вы исчезли именно тогда, когда были нужнее всего? В первую очередь вашему Монсеньору.
— Сударыня, — едва не покраснел Карваль, — дело в том... Я не хотел уезжать в Ариго. Я боялся, что меня там задержат... Гораздо дольше, чем я сам задержусь на севере.
Именно так Арлетта и думала.
4
Что за персона такая наладилась в Седые земли, Добряк Юхан сообразил, едва в Метхенберг заявился первый столичный хорек. Вонючка таскался по трактирам и расспрашивал про Кальдмеерова адъютанта. За первым шпионом потянулись другие; эти врали кто про Штарквиндов, кто про Фельсенбургов, кто про старых друзей, и все сулили хорошие деньги. Тогда-то Клюгкатер и сложил устрицу с ракушкой, то бишь суд над Ледяным, мешки золота и спешку.