Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти - Страница 99

— Хороший фрахт! — объявил Добряк, удовлетворенно оглядывая гостей и ставшую на первые четыре тоста столом лавку. — Просто отличный, и мой первый тост за «свата» — господина Канмахера, сведшего меня с господином Фельсенбургом! Первый до дна!

Выпить сразу не вышло: Грольше кружку не уронил — сноровки хватило, — но глаза выпучил, как хороший рак. Не знал! Ничего ж себе господин Руперт, выдернул своего адмирала из регентской пасти и не признался.

— А чего трепаться было? — заявил в повисшей тишине Канмахер. — Мы ж Ледяного спасали, а тут и рявкнуть случалось, и поспорить. Много ты б с Фельсенбургом бодался, если бы знал?

— Торстенова сила, сроду задниц не лизал!

— Тут лижи не лижи, все одно б сбивало, а так мало ли у Ледяного адъютантов было. Да и парням, что по домам наладились, проще. Не знаешь — не проболтаешься.

— Так-то оно так...

— А раз так, пожалей можжевеловку. Киснет.

— До дна за господина Канмахера, нашедшего фрахт, — вежливо напомнил Лёффер, — и господина Фельсенбурга, этот фрахт оплатившего.

На этот раз приняли как полагается. Юхан послюнил палец, поймал ветер и остался доволен. Выбравшись из бухты, «Селезень» весело бежал на север, место было нахоженным и без подвохов, так что шкипер мог и жизни порадоваться, чем Юхан и занялся, не забывая выспрашивать гостей. Слушать, как умыли паршивца, из-за которого пришлось удирать, было не только приятно, но и полезно. Раз уж связался с родичем кесаря, надо узнать про него побольше.

— Как вы карету поймали, понятно. — Юхан вытащил заветную фляжку и положил перед собой. Можжевеловка была та же, что и в кружках, но чего бы цыпочкам не глянуть на звезды? — А вот как вы охрану уделали? Пятеро покойников на такое дело — это тьфу...

— У них пятеро, — уточнил Грольше, — а у нас только Штуба поцарапался, да и то не о гвардейца. Точно говорю!

— Вот и я о том. Сглазили их, что ли?

— Можно сказать и так. — Старый Йозев вгляделся и из всех колбасок выхватил самую поджаристую. — Руперт и сглазил. Волчьим салом. Охотничьи фортели...

— У нас ум расшелся, что с этими копытными делать, — признался Грольше. — Ну, пяток, допустим, с крыши положим, ну десяток, а остальных — куда? Да пока мы с ними возились бы, Ледяного б кончили или уволокли. И хоть бы клячи эти выстрелов и огня боялись, так ведь нет! Только что фейерверки не жрали... Торстенова сила...

— Ты осторожней! — Был кашель случайным или намеком, но кружки Юхан наполнил всем. — Будем здоровы!

— Будем, — заверил Лёффер. — Вас смущали кавалеристы, и?..

— Тут лейтенант и скажи. Вы, дескать, моряки, откуда вам знать, что с конями делать, а меня чуть в кавалерию не занесло, и вообще я в лесу рос... Мы не верили, так он нам показал. Уж на что водовозные лошаденки смирные, а как понесут! Чуть бочку свою не раскурочили. Короче, убедил. Передних мы пропустили, потом карету кошками, а охране под зад волчье сало. Лейтенант раздобыл. Ну гвардейцы и дунули! Улица узкая, не развернуться. Пока кляч своих уняли, пока то, пока се, а им вслед запряжных шуганули...

— Очень хорошо придумано, — похвалил дожевавший четвертую колбаску Лёффер. — Нюх у лошадей под стать собачьему, а страх у травоядной жертвы – в крови, да и заводят они друг друга. Не охотничьи лошади от волчьего запаха могут понести...

— Какое там могут! — хмыкнул Канмахер. — Видел бы ты...

— А задних куда? — полюбопытствовал шкипер и ненароком отодвинул блюдо от лейтенанта. Не из жадности — для порядка.

— А задних, — подавил смешок Грольше, — нашпиговали. Мукой с перцем. Карета проехала, караул пошел, ну мы им под ноги с крыш мешки. Да не простые, а из лоскутьев, гнилыми нитками сшитых. Нитки от удара в клочья, мука с перцем столбом, куда тебе дым! Пока прочихались, мы Ледяного, дай Создатель ему здоровья, под руки и в проулок, а проход каретой заткнули...

— Здоровье адмирала цур зее! — поднял кружку Лёффер. Юхан задумчиво кивнул. Фельсенбург в самом деле оказался хорош, но переводить лучший алатский перец на гвардейский чих?! Чисто дворянская придурь! Можно подумать, с чем подешевле хуже бы вышло.

— Вы на перце тысячи три потеряли, не меньше! — не смог промолчать Клюгкатер. — Сказали б для чего, я бы не алатский сторговал, а ардорский.

— Пускай, — засмеялись сзади, и это оказался помянутый Фельсенбург. — За удачу и больше не жалко!

— Если бы за удачу! — Знай Юхан, на что пойдет жгучее золото, он бы все равно ловчить не стал. Лучший так лучший, мое дело добыть что заказано, но зло брало... — Выкинули бы за борт, слова б вам не сказал, только судьба объедки не жрет! А убытки по глупости — те же объедки.

— Я прошу прощения у судьбы. — Фельсенбург отцепил что-то от пояса — кошелек! — и швырнул за борт. — Но только у судьбы и только за перец. Теперь годится?

— А то! — восхищенно крякнул Клюгкатер. — Выпьете?

— Выпью.

Кружек было только четыре, и Добряк без колебаний протянул Фельсенбургу флягу. Предвкушение удачи размером с хорошего кита стало чуть ли не осязаемым. Нет, не зря он поил в «Бородатом Карле» самых отъявленных метхенбергских бездельников и поминал взятые морем души и душонки. Помогло, господа селедки, как есть помогло.

Мягкий шлепок, и среди кружек возникло что-то светлое и лохматое. Кошка! Та, что приволок Фельсенбург, и самой везучей расцветки. Юхан только рад был, он так и так собирался завести на «Селезне» кота вместо отплававшего свое рыжего Плута.

— Цыпочка! — Шкипер ухватил гостью за шкирку и поднял. Тяжеленькая тварь висела безропотно, но смотрела со значением. — Если... Когда я заведу вторую посудинку, назову «Трехцветная кошка». Чтоб к удаче! Э... Четвертый тост идет, а ну подпевай, кто к крабьей теще не желает!